Глава 11. Нестандартные методы ландшафтного дизайна…
Тоне потребовалось не более получаса для пересказа своей истории и ответа на несколько коротких вопросов, после чего в гостиной дома Джинни Поттер воцарилась мертвая тишина.
— Вы не удивлены… — наконец произнесла Тоня. — Вас не удивил мой рассказ… И вы не думаете, что я сошла с ума, — это не было вопросом, просто… констатация факта.
Обычно серые глаза Драко потемнели, приобретя какой-то грифельный оттенок. Джинни сидела, чуть наклонив голову и закрыв глаза, — Тоня подумала: если сейчас кто-нибудь коснется этой женщины, она просто взорвется… По щеке Гермионы скатилась одинокая слезинка, а ее супруг сидел с ничего не выражающим лицом, скрывая за безмятежным видом невыразимую словами ярость: «Гарри бы гордился — я наконец-то научился полностью скрывать свои чувства, — Рон чуточку переоценил себя. Внимательный наблюдатель заметил бы: его кулаки сжались с такой силой, что костяшки пальцев побелели. — Посмотрите на меня: Рон Уизли, невозмутимый, как скала…»
— Ну, скажите же хоть что-нибудь… Пожалуйста! — и опять никто не ответил Тоне.
— Прошу прощения, — Джинни, наконец, открыла глаза. Достав из кармана мантии волшебную палочку, рыжеволосая ведьма решительно направилась к входной двери. Спустя мгновение со двора послышался грохот, словно бы рухнул вырванный с корнем столетний дуб. За ним последовали другие звуки, столь же однозначно ассоциирующиеся с разрушением. Никто кроме Тони не обратил на шум ни малейшего внимания.
— Тоня… — начала Гермиона, — думаю, вы действительно имеете право знать… Сейчас я расскажу, — она взглянула на Рона, тот едва заметно кивнул в знак согласия.
Драко встал и пошел к выходу во двор. Краем глаза он успел заметить, как Тоня широко раскрытыми от удивления глазами рассматривала колдографию Гарри, протянутую Гермионой…
— Джинни, — негромко позвал Драко, разглядывая выжженную землю, густо усеянную каменными валунами, которые, судя по всему, минуту назад были частью забора, окружавшего дом Поттеров. Джинни послала несколько проклятий неразбавленной первозданной магической силы, излив свою ярость на безответную мать сыру землю. Драко содрогнулся, представив себе, что ожидало бы человека, к своему несчастью оказавшемуся на пути разъяренной ведьмы, но другая часть его мозга напомнила: есть люди, заслуживающие и гораздо худшей участи.
Драко перешагнул через поверженный на землю ствол — дерево простояло тут не менее сотни лет, сопротивляясь всем превратностям погоды, но встреча с Джинни оказалась для него роковой… Он мимоходом отметил, что даже ночью, в лунном свете, картина разрушений впечатляла, а днем так тут и вовсе откроются апокалиптические пейзажи!
— Джинни, — повторил Драко.
На этот раз она откликнулась:
— Знаешь, — взгляд Джинни по-прежнему был устремлен куда-то за горизонт, — а я ведь поверила, что нам удастся этого избежать… Думала, можно просто взять и плюнуть на это чертово пророчество. Если Гарри оставит его в покое, то и он отстанет от нас. то есть, мы не думали именно так, но надеялись… Вот глупость-то!.. — она фыркнула и с горечью продолжила: — Что, черт побери, мы возомнили?! И ведь знали же: в конце должен остаться только один — или Гарри, или он… Я, например, не сомневалась в этом с тех пор, как мне исполнилось одиннадцать! И сама поддержала Гарри, когда он решил бросить все и заняться квиддичем, так и сказала: можешь плюнуть на все это дерьмо… И он плюнул. И расслабился. Не полностью, конечно, — он не разгуливал по улицам безоружный, всегда садился спиной к стене, когда мы шли в ресторан, но все же… Видно, Гарри решил: я больше не действующий аврор, так что паранойя — теперь не мое ремесло. И я думала так же… Господи, да что же на нас нашло?!
А если бы он оставался начеку — возможно, и не погиб бы… — продолжала Джинни; Драко за все время ее монолога не произнес ни слова. — Но Гарри ушел в большой спорт, я… я радовалась оттого, что он снова занялся любимым делом… Мы были счастливы вместе, и слова: «Коль жить одному, второму не выжить…» казались совершенной чепухой! Стоит ли обращать внимание на дурацкое пророчество, сделанное полоумной летучей мышью в гигантских очках еще до нашего рождения… Почему мы должны всю жизнь прожить с оглядкой на бормотание Трелони?! Почему, Драко?!
Малфой ничего не сказал, но Джинни и не нужен был ответ. Помолчав, она заговорила снова, уже чуть более спокойным голосом:
— Что ж, теперь мы знаем, почему. Красноглазый ублюдок победил, в конце концов, — он забрал у меня Гарри, причем мы даже не поняли, как это произошло… В день того злосчастного матча он ведь уже не был аврором — кто бы подумал, что погибнуть «при исполнении» можно и в отставке!..
— Он обманул нас всех, Джинни, — вздохнул Драко. — Вот почему никто о нем пару лет ничего не слышал — эта-то тишина нас и расслабила… Зато появляется другой вопрос: а почему не слышно о нем теперь?.. Где ликование в связи с уничтожением смертельного врага?!
Джинни не ответила, продолжая глядеть в никуда. Прошло несколько минут, прежде чем она заговорила:
— Мой сын родился в июле.
— Что?!
— Сириус. Он родился в конце июля.
Озадаченный Драко только собрался было спросить, причем тут младший Поттер, когда рыжеволосая ведьма, наконец, повернулась к нему и улыбнулась. Следующая фраза Джинни, однако, ледяными когтями впилась в самое его сердце:
— Он родился… семь месяцев лишь истекло…
Проклятье!!! В голове Драко словно бы сложилась цельная картинка из разрозненной мозаики: пророчество — вероятно — все еще оставалось в силе. Сириус Поттер полностью подходил под него, за исключением того, что Волдеморт пока не «отметил его равным себе». Но кто может гарантировать, что Темный лорд не сумеет сделать того же логического вывода, до которого они додумались только что?.. А если сделает — то что для него смерть еще одного человека, пусть даже и ребенка?! «Убей лишнего…»
Джинни внезапно притянула Драко к себе почти вплотную и, понизив голос до шепота, буквально прошипела:
— Пообещай мне… Пообещай мне, Драко, что не оставишь моего сына. Мы постараемся, конечно, добраться до Волдеморта первыми, если получится, но поклянись, что ты и Рон не отдадите Сириуса этому ублюдку! Пообещай мне!!!
— Клянусь, что я умру, прежде чем что-нибудь случится с Сириусом, — твердо ответил Драко. — И Рон тоже, — это не было просто гиперболой, оборотом речи. Да, Драко высоко ценил свою жизнь — в конце концов, он являлся потомственным эгоистом со слизеринским прошлым, но в том же Слизерине Драко научили рассматривать весь мир в логически упорядоченном виде, ранжируя всех и всё, с чем приходится сталкиваться в жизни, в соответствии с определенной системой приоритетов. Большинство людей и предметов на шкале Драко стояли гораздо ниже его собственной персоны, немногие — в их числе Рон, Гермиона, Джинни и ее дети — гораздо выше: его совершенно не устраивал мир, лишенный этих людей, однажды спасших его от участи, горшей смерти. Драко не хотел умирать и знал, что и перевалив за вторую сотню этого не захочет, однако же, совершенно спокойно воспринимал перспективу погибнуть во имя спасения Сириуса: цель — отмечал он с типично слизеринским цинизмом — оправдывала средства… «Дженнифер, ты научила меня ставить других превыше себя и на своем примере показала, как именно это делается. У меня все еще выходит не слишком-то хорошо, но когда наступит время, я постараюсь оказаться достойным твоей великой жертвы…»
Словно прочитав его мысли, Джинни прошептала:
— Ты когда-нибудь задумывался, какой могла бы стать твоя жизнь, если бы у вас с Дженнифер были дети?
— Я постоянно думаю об этом — с ужасом, — человек посторонний воспринял бы эти слова как бестактную неудачную шутку, но Джинни, разглядевшая грусть и боль на лице Драко, промолчала, давая ему возможность высказаться. Собравшись с духом, Драко продолжил: — Мне безумно стыдно, но должен признаться: мысли о том, что ждало бы нас, останься она в живых, пугают меня даже больше, чем воспоминания о … о той ночи. Я не желал ее смерти, я любил Дженнифер так сильно, как только мог любить кого-нибудь… тогда. О, если бы только была возможность вернуть ее! Если бы мне сказали: умри, и Дженнифер возвратится к жизни, я бы умер, не сходя с места!.. И все-таки… и все-таки меня всю жизнь, наверное, будет пугать сослагательное наклонение — «что-если»… Что было бы, если бы Дженнифер не погибла?..
Джинни знаком предложила Драко присесть на ствол поваленного ею же дерева и сама села рядом, держа его руку в своих.
— Если бы она не погибла, если бы осталась в живых, мы могли бы быть вместе — а могли бы и расстаться… Но и в том, и в другом случае сейчас я, несомненно, был бы хладнокровным пожирателем смерти. Я стал бы чудовищем, как мой отец. Если бы у нас родились дети — какими бы они выросли? Кем бы я их воспитал? — Драко с горечью рассмеялся. — Видишь, в чем проблема? Если бы Дженнифер не отдала свою жизнь ради меня, я стал бы подонком, недостойным права жить на этой земле. Если бы мы не спустились в то подземелье, я стал бы чудовищем. Хуже чем чудовищем… Ты же знаешь — как волшебник я лучше моего отца, а ведь и он не из последних… А я куда сильнее его. Представляешь, в кого бы я превратился, не спустись мы в подземелье Поместья Малфоев?!
— Я не хочу думать о том, кем ты был и кем мог стать. Важно — кто ты сейчас. Ты хороший человек, и думаю, добро всегда было где-то там — в самой глубине твоей души.
— Это не я хороший человек, — хмыкнул Драко. — Вот Рон — хороший человек, Гарри… был… Может, я кажусь не таким уж и плохим, но ты сама видишь: иногда из меня так и лезет тот невыносимый высокомерный чистокровный урод, которым — по большому счету — я все еще остаюсь. Просто теперь я стал человечным в достаточной степени, чтобы по временам быть сильно обеспокоенным тем самым проклятым «что-если»…
— А тебе никогда не снился мир, в котором ты стал тем, кем стал сегодня, а Дженнифер не погибла?.. — резкость вопроса ничуть не смутила Драко.
— Мир, в котором я не чудовище, Дженнифер жива, мы вместе и счастливы? В котором у нас двое прелестных детишек, очень похожих на Сириуса и Элизабет, за исключением не так сильно растрепанных волос и имен — Джинни и Гарри, в честь моих лучших друзей? Я учу их играть в квиддич, а у Дженнифер есть своя мастерская — прямо в Поместье: огромная светлая мастерская, где повсюду глина и куски металла, ожидающие превращения в произведения искусства. А потом я с гордостью вышагиваю рядом с ней на открытии очередной выставки ее скульптур… Да, иногда мне снится и такой мир…
— Прости, если причинила тебе боль.
— Не нужно извиняться. Взгляни на это с моей точки зрения. Я считаю, что живу — по-настоящему живу — лишь последние шесть лет… И мир моей мечты, эти жалкие сны о том, чего уже не будет никогда, все равно бесконечно лучше того, что стало бы со мной, если бы ты и Гарри не пустили меня в ваш дом той ночью.
— Да, но это произошло в первую очередь благодаря тому, что ты пришел к нам. Ты сам сделал выбор, Драко.
— Не сам — мужество для этого поступка я позаимствовал у Дженнифер.
— Неправда, оно всегда было в тебе. Дженнифер только показала, где его искать.
Драко устремил взгляд к небу. Луна была почти полной; он знал: завтра Ремусу Люпину понадобится аконитово зелье, чтобы избежать превращения в чудовище. Счастливчик… Никакое зелье не уберегло бы Драко от следования по стопам своего отца, становясь постепенно таким же зверем, — никакое зелье… кроме крови Дженнифер Де-Портер…
— Этот мир придуман не нами, Драко, — Джинни как будто снова прочла его мысли. — Все, что мы можем, — пытаться сделать его лучше.
— Мир станет лучше, Джин, если в нем больше людей будут походить на тебя.
— Возможно, — она улыбнулась, первый раз после встречи с Тоней Беллингхем. — Но что бы тогда стало с тобой, а? Только представь: мир, полный людей, не боящихся — при необходимости — отделать великого Драко Малфоя… Полагаю, в мире Вирджиний Поттер тебя ждет печальная участь!
— И то верно. Но, по крайней мере, на них приятно смотреть, — Драко ответил на ее улыбку картинным вздергиванием бровей.
— Чертов слизеринский Казанова!.. Ты говоришь так только потому, что мой отец — министр магии!
— Ах да, твой отец… Напомни мне как-нибудь при случае, чтобы я заклял его поболезненнее — за то, что решил ограничиться только одной дочкой!
— Я всегда знала, что ты «неровно дышишь» по отношению к Уизли, — в глазах Джинни сверкнули озорные искорки, и Драко неожиданно сообразил, что она все еще держит его руку. Во время их разговора он уже обращал на это внимание — тогда ее руки были спасательным кругом, удерживающим от погружения в безумие его прошлой жизни. Сейчас же Джинни чуть расслабилась, и ее напряжение выражалось лишь в почти электрических покалываниях — так нервная система Драко реагировала на движения ее пальцев, легонько поглаживающих его руку… Он хотел что-то сказать, но остановил себя: «Сейчас не время рассказывать о своих чувствах. Не сегодня. У нас и так было чересчур много потрясений для одного вечера…»
— Пошли в дом, — произнес Драко, вставая. К его удивлению, Джинни снова крепко ухватила его руку.
— Ты мой лучший друг, Драко, — произнесла она, глядя прямо ему в глаза. — Мы пройдем через это, мы сможем, правда?..
Драко почувствовал, как напряжение оставляет его тело, уступая место другому, почти незнакомому ему чувству: не обычному физическому влечению, а… Короче говоря, Драко Малфой полностью, абсолютно и… платонически влюбился в Джинни Поттер. то, что она была весьма и весьма привлекательной женщиной, как ни странно, почти не имело отношения к возникновению данного чувства…
— Да, мы сможем. А сейчас — пойдем, посмотрим, как у них там дела с нашей новой знакомой-маглой, — они направились к дому, рука Драко все так же в руке Джинни.
